23 ноября в галерее МЕОЦ открылась выставка «Последние Люди империи» и прошел творческий вечер эссеиста, мемуариста легендарного художника классика и мэтра книжной иллюстрации Бориса Жутовского.

Я не помню такого битком набитого зала ни на одной выставке, проходившей в МЕОЦ. Народ клубился у картин, развешанных перед амфитеатром, разглядывал разложенные на столах книги, изданные художником - «Открытый текст» и книгу портретов «Последние Люди империи», зримую летопись огромного пласта нашей жизни, написанную человеком на себе испытавшем все изгибы и повороты нашей сложной отечественной истории. О создании книги и серии портретов художник рассказал так:

«Одна из мыслей, сложившихся за жизнь - человек должен оставить свидетельство своего времени. Двести с лишком портретов моих современников - результат этого убеждения. "Последние люди империи" – этот пронзительный заголовок, подарен Фазилем Искандером, мудрым и ироничным. В книге собраны все - таланты, жертвы, слуги, убийцы, но только те, которых знал и которых "трогал". Все с "натуры". Не для того, чтобы убедить "товарищей по труду" в реализме, а чтобы самому, кожей пальцев, услышать восторг и злость.

На канале «Культура» несколько лет назад был снят фильм о Б.И. Жутовском и отрывком из него начался вечер. Нам посчастливилось заглянуть в святую святых мастерскую художника: на наших глазах лилась золотая краска, она шипела и пузырилась как вулканическая лава, трескалась и застывала, образуя что-то новое и живое, которому еще не было названия. Экранный Борис Жутовский говорил весомые, выверенные слова:

Возраст и время заставляют быть тебя более снисходительным и менее категоричным. Есть люди, которые делали гадости и в моей памяти живут как люди, совершившие неблаговидные поступки. Вдруг ты узнаешь, что он умер и сразу возникает вопрос, подожди, ты с ним 25 лет не разговаривал, а вот он умер и все, и кончилась проблема. И начинаешь думать, а надо было 25 лет не разговаривать или не надо.

И тишина в зале говорила о том, что слова эти были сказаны не напрасно.

А со сцены неслась упоительная мелодия “Sammertime» в исполнении Геннадия Цыпина, то заливаясь пастушьей дудочкой, то сладким голосом саксофона, то фортепьянной мощью.

Волшебство продолжалось, на экране возникали под мелодии Гершвина один за другим портреты из огромной серии начатой 37 лет назад, состоящей из трех сотен работ: Даниил Данин, Аркадий Райкин, Андрей Сахаров, Альфред Шнитке, Павел Судоплатов, Андрей Синявский, - артисты и писатели, художники и генсеки, чекисты и диссиденты, палачи и их жертвы. А потом пошли знаменитые рассказы о тех, кто изображен на портретах.

Вот некоторые из них:

Игорь Губерман

В 2002 году звонит мне приятель и говорит: "Боба, а не хочешь ли сделать выставку в Бутырской тюрьме?" Я говорю: "А почему бы нет? С удовольствием". Мы отправляемся к начальнику тюрьмы, сидим, разговариваем с ним. В тюрьме. У них у всех такие ключи, причем эти ключи подходят ко всем проходам. Один ключ, и с ним он идет по всей Бутырской тюрьме. Сидим мы Рафиком Ашидовичем Ашидовым, начальником тюрьмы. Он тихий, спокойный. Полковник. Стесняется. Кабинетик малюсенький. Портрет Дзержинского висит на стене - вышитый. Видно, что в 1920-30-е годы. Давнишний, тех времен пластика. Тюрьма-то старенькая - Пугачев еще сидел.

Вот мы обсуждаем с ним всю эту канитель. И на прощание он нам дарит календарик. На лицевой стороне календарика нарисована Пугачевская башня со знаком "Остановка запрещена". И надпись: "Не лезь в бутырку". И стихи Губермана на обороте.. Я говорю: "Рафик Ашидович, я очень люблю Губермана. А он должен в декабре, когда мы откроем выставку, приехать в Москву. Он в Израиле живет. Позовем его на выставку?" Он говорит: "Я был бы счастлив".Приезжает Гарик. Я говорю: "Пойдешь в Бутырку?" Он говорит: "С наслаждением". Я звоню директору и говорю: "Рафик Ашидович, есть одна проблема. Губерман приехал и с удовольствием придет к нам на выставку. Но он гражданин другого государства. У него израильский паспорт". А онотвечает: "Борис Иосифович, я Губермана пущу в Бутырскую тюрьму по любому паспорту и на любой срок".

Боречка Литвак

Его так называли: Боречка Литвак. Рос-рос мальчик. Война. Немцы. Кончил ФЗО, а потом стал баскетбольным тренером. Женился. У него родилась дочь. В тридцать с небольшим лет дочка заболела раком. И умирает. Умирая, говорит: "Пап, что ты возишься все время со здоровыми детьми? Ты посмотри, сколько больных детей". Он бросил свои баскетбольные дела, бросился по миру. Собрал денег и построил Центр по реабилитации детей, больных церебральным параличом. Лечат бесплатно. Детей возят со всей России. Когда дурные деньги заработаются - мы все Борьке отдаем. И он как-то ко мне пристает и говорит: "Ну, приезжай, пожалуйста! Ребятишкам рисуночки покажи". А все ведь некогда - столичная жизнь суетливая до невозможности. В один прекрасный момент раздается телефонный звонок и Литвак говорит: "Боря, в среду самолет и номер в гостинице, в Одессе вас ждет". Ну, ничего не поделаешь. Собрал рисунки и еду в Одессу. Подъезжаю на Пушкинскую, 15. Через всю улицу растяжка "Лауреат всего на свете - Боря Жутовский. Выставка "На прищепках". Протянули веревку - и на ней рисунки.

Маргарита Алигер

Я опасаюсь рисовать женщин. Им хочется быть моложе, красивей, таинственней. А мне хочется рисовать овраги жизни, горы долины и пахоту прожитого. Я был знаком с ней много лет, она была тихой, маленькой, неразговорчивой женщиной. Когда я закончил портрет, она долго смотрела на него, а потом тихо сказала своим слегка скрипучим голосом «Очень хороший портрет, Боречка, но вы его никому не показывайте.

Ладно. А я и не показывал.

Зиновий Герд

Зиновий Герд был остроумнейший человек. Я его рисовал, а он рассказывал: «Ты знаешь Боря, недавно в Одессе был - ранней весной. Приехал: снег идет, сырость, грязь, какая-то гостиница жалкая. Я зашел туда, простыни мокрые, я свернулся калачиком, утром встал, весь продрог, думаю, надо пойти чего-нибудь горяченького выпить. Выхожу на улицу: солнце, чайки летают. Я хромаю по улочке. Две еврейки стоят в подворотне в тапочках. Одна другой говорит: "Хая, посмотрите, какие погоды". Другая ей отвечает: "Да, как жалко тех, что умерли вчера".

Про историю создания своей главной картины «Как один день» художник рассказывает так:

"В 1982 году мне исполнялось пятьдесят лет. Время было угрюмое и безвыходное. Картинок наделано пропасть. Ни выставлять, ни тем более продать не моги и думать. Все это пылилось на стеллажах в мастерской. Что-то надо было делать, и я придумал картину на долгие годы. До самой смерти. Себе в подарок. Про прожитое и продуманное, про друзей и близких, про живых и ушедших. Она должна была быть подробной, многодельной и тщательной. И не занимать много места. Сначала она называлась "Пятьдесят", а через двадцать лет, к своему семидесятилетию, я ее переназвал: "Как один день"+ .

Борис Жутовский, отвечая на вопросы зрителей о картине, рассказал о своей маме, отчиме, о том, как искупал слона в Непале, об Эвересте, который облетел за час за 99 долларов, как путешествовал по Израилю, как попала на картину колючая проволока и кусок аммонита, как на него наорал Н.С. Хрущев и зачем в картине появился каштан.

Вопросам не было конца, но их пришлось остановить, переходя к самой неожиданной части вечера – к лотерее. Лотом стала книга «Открытый текст» Игорь Губермана и Бориса Жутовского. Поэт и художник выбрали друг друга давно, их дружба длится несколько десятилетий. Поэт живет в Иерусалиме, художник в Москве, но это не мешало их совместной работе. Творческий процесс был двусторонним - стихи сочинялись под впечатлением от картин и рисунков, а некоторые рисунки были созданы к уже существующим стихам.

И два счастливца с книжками под мышкой помчались на свои места.

И, последнее:

«Молитва пожилого человека» от Бориса Жутовского.

Г-споди, ты знаешь, что я старею и скоро стану стариком. Удержи меня от фатальной привычки думать, что по любому поводу и в любом случае я должен что-нибудь сказать. Упаси меня от стремления выправлять дела каждого, сделай меня думающим, но не нудным, полезным, но не властным. Сохрани мой ум свободным от изложения бесконечного количества деталей. Дай мне крылья достичь цели, опечатай мои губы, если я заведу речь о болезнях, они возрастают и усиливаются в числе, а повторять рассказы о них становится все слаще. Я не смею просить тебя о милости не наслаждаться рассказами о болезнях других, но дай мне Господи силы сносить их терпеливо. При обширном запасе моей мудрости кажется обидным не использовать ее целиком, но Г-споди ты же сам знаешь, что я хочу сохранить хоть несколько друзей на остаток моей жизни. Я не смею просить тебя об улучшении моей памяти, но когда случиться, что моя память столкнется с памятью других, приумножь мою человечность и убавь мою самоуверенность. Лишь об одном прошу, преподай мне блистательный урок, что и я могу ошибаться. Я не хочу стать занудой, сохрани мне способность быть разумно приятным. Я не хочу стать святым, некоторые из них очень трудные для совместной жизни, но и кислые люди одна из вершин творения дьявола. Дай мне видеть хорошее в неожиданном месте и непредвиденные таланты в других людях. И дай мне милость говорить им об этом. Аминь

Выставка «Последние люди империи» развернута на 4 и 7-ом этажах и продлится до конца декабря.

Книги Бориса Жутовского можно приобрести в библиотеки МЕОЦ.

Директор картинной галереи МЕОЦ Юлия Королькова.