В центре Парижа на Монмартре стоит памятник, невысокий человек в шляпе с обвисшими полями идет в ветреный день засунув руки в карманы пальто. Это художник Хаим Сутин.

Хаим Сутин, родился в 13 января 1893 года в деревне Смиловичи, под Минском. В Смиловичах в то время мирно жили бок о бок поляки, литовцы, белорусы, татары и евреи общим числом всего 700 человек. Достопримечательностей в деревне было немного: костел, синагога, мечеть, пожарная каланча да мастерская по производству валенок.

Будущий художник появился в семье портного, и без того обременённого десятью детьми. Отец Хаима был даже не портным, а штопальщиком, чинившим старую, поношенную одежду. А по местечковой иерархии это значило, что даже среди четырехсот нищих евреев живущих в Смиловичах, семья Сутиных, занимала самое распоследнее место.

Родители, конечно, мечтали в будущем видеть мальчика раввином, портным, или, на худой конец, сапожником, а он рисовал на стенах углем, воровал у матери кухонную утварь, чтобы продать ее и на вырученные деньги накупить себе цветных карандашей. Этого в ортодоксальном местечке понять не мог никто. В Смиловичах художников не водилось, да и занятие это правоверные евреи считали греховным, уверенные, что законы иудаизма запрещают людям изображать все что «имеет душу».

Желая по-своему мальчику добра, домашние старались, как могли, отбить охоту, причем отбить в буквальном смысле этого слова, от нелепого и греховного занятия, но страсть Сутина к рисованию не смогли победить ни побои, ни ругань домашних. И родители, наконец, сдались, устроив строптивца ретушером к минскому фотографу.

В Минске Сутин дебютирует как портретист. Дебют этот ему дорого обошелся и круто изменил дальнейшую судьбу.

Сутин написал портрет раввина, а его сын, дюжий мясник, пришел в бешенство от нарушенного запрета на изображение живого существа и избил мальчика до полусмерти. Хаим попал в больницу, а мясника суд заставил заплатить 25 рублей за нанесенные побои.

По иронии судьбы, именно эти деньги позволили Сутину уехать из Минска в Вильно, чтобы учится в художественной школе.

В Вильно у художника появился покровитель, известный адвокат, он обратил внимание на рисунки талантливого юноши и дал Хаиму рекомендательное письмо в Виленское иудаистское общество поощрения художеств. А уж там Сутина убедили ехать в Париж - учиться на художника. Для еврейских художников того времени, другой дороги не было: художественные центры России были закрыты для них чертой оседлости. Вот и оставался только путь на запад.

Музыкальная пауза. Тема Парижа.

В июле 1912 голодный, оборванный и грязный, с нелепым мешком за плечами, почти без денег года Хаим прибывает в Париж на Северный вокзал и отправляется прямиком в «Улей», странноприимный дом для художников-бунтарей со всего света.

Знаменитое общежитие «Улей» или «Ля Рюш» обязано своим созданием преуспевающему и богатому скульптору-академисту Альфреду Буше. Легенда гласит: отлично отобедав и хорошо выпив в кабачке «Данциг» на Монпарнассе, неожиданно для самого себя, прельстившись, «милотой места» и дешевизной земли, он за бесценок купил у кабатчика просторный, засаженный роскошными деревьями, участок земли расположенный между бойнями и железной дорогой.

Альфред Буше был посредственным скульптором, но очень щедрым человеком. Разбогатев на государственных заказах и на заказах от царственных особ, помня о нищих годах своей молодости, он решил помочь молодым, бедным и талантливым собратьям, построив для них общежитие.

Буше купил демонтированный после закрытия Всемирной Парижской выставки 1900 года винный павильон – изящную двенадцатиугольную ротонду спроектированную знаменитым Гюставом Эйфелем, и перевез ее на свою землю.

Ротонда, беспорядочно обросшая пристройками-мастерскими, стала настоящим домом и культурным центром для многих художников и они окрестили это странное, сооружение «Ульем». Внутри ротонду поделили на две дюжины узких, почти треугольных комнат, прозванных за причудливую форму гробами. В мастерских не было ни электричества, ни отопления, художники работали только при дневном свете, а обогревались у самодельных печей, которые топили, чем придется. За постой в «гробах» брали всего 50 франков в год, а если и этого не наскребалось, то папаша Буше великодушно забывал о долге.

Знаменитый скульптор Осип Цадкин вспоминал впоследствии, о том, как прожив в "Улье" три года, он покинул его, так ничего не заплатив хозяину.

Слух о райских кущах для нищих талантов быстро распространился по всему Парижу, и в "Улей" потянулись не только художники, но и артисты, литераторы и прочие сыны богемы. «Улей» был бурлящим, многоязычным Вавилоном, убогим и живописным, огромным коллективным гнездом, в котором ютилась добрая сотня молодых людей, ведущих отчаянную борьбу с нищетой.

В «Улье» вы либо околевали от голода, либо становились знаменитыми" - писал Марк Шагал.

Сутин , выбрал «Улей» не случайно, около половины его постояльцев были евреи, выходцы из России и Восточной Европы.

Разница между блестящей европейской столицей и отчим домом Сутина была настолько велика, что даже попытка представить себе его первые впечатления от Парижа просто немыслима. Из больших городов до этого он видел только захолустные Минск и Вильно.

Вот как описывает юного художника один из современников: «Как-то утром я увидел в Лувре перед картиной Курбе незнакомого молодого человека с блуждающим взглядом. Он крался вдоль стен. Казалось, он терзался страхом. Когда к нему приближались, он отскакивал в сторону. На картины мастеров прошлого он смотрел как верующий на изображения святых. Он шагал медленно, с согбенной спиной. Он прижимался к стенам, будто-то боялся тени или призрака. Детская улыбка временами освещала его лицо».

Просто выжить в эти первые месяцы в Париже, уже было подвигом для 19 летнего, стеснительного и молчаливого увальня, явившегося из своего лесного, медвежьего угла, и не говорившего ни по-французски, ни, толком, по-русски. Спасла его, наверно, лишь фанатичная страсть к живописи, иначе он просто сошел бы с ума. Сутин провел в «Улье» семь или восемь лет жизни. Пытаясь заработать на хлеб, Сутин устраивается работать грузчиком, декоратором, чернорабочим, натурщиком, но его отовсюду выгоняли за полную неспособность.

Что именно рисовал Сутин в первые годы своего пребывания в Париже, неизвестно. Быть может, и вовсе не писал, стараясь хоть как-то заработать на жизнь, а она для него и в Париже была такая же нищенская, как и в Смиловичах. Лишь в 1914-м появляются его первые натюрморты и портреты.

Быт художников из «Улья» был прост и своеобразен, работа в мастерских и сидение в кафе. В Париже в кафе заходят не только за тем, чтобы поесть и скоротать время, можно бесконечно сидеть с одной лишь чашечкой кофе, с книжкой, с альбомом и карандашом, встречаться с друзьями, журналистами, покупателями, маршанами. Обычный вопрос: «В каком кафе сидите?». Сидели в «Ротонде», в «Куполь», в «Доме» и у каждого кафе была своя атмосфера, свои правила и свои посетители. Все были бедны, талантливы и одиноки и знакомы друг с другом. Однажды Алексей Толстой послал в «Ротонду» открытку для Эренбурга, где вместо фамилии указал: «Плохо причесанному господину», и открытка нашла своего адресата.

В 1915 году в жизни Сутина происходит событие огромной важности: он знакомится с Модильяни.

Подружились они мгновенно. Многим этот союз казался странным, непонятно что могло быть общего у блестяще образованного красавца и денди с немытым грязнулей из нищей российской провинции. Их сроднила страсть к искусству, ощущение жизни как постоянной душевной боли и умение сострадать. Модильяни увидел, что в этом странном, забитом и неуклюжем юноше скрывается великий и мощный живописец.

Одна из легенд так описывает их знакомство: общие друзья привели Модильяни в мастерскую Сутина. Там они увидели Хаима, стоящего абсолютно голым перед чистым холстом. Он смотрел на него влюблено, как на любимую девушку. Сутин бережно обмакнув кисть красную краску, нанес на поверхность холста два мощных и ровных мазка. Эффект был поразительным - казалось что на холст брызнула кровь. Модильяни закричал. Потом Хаим обозначил вокруг этой "рваной раны" контуры человеческого тела, затем водрузил ему на голову нечто несуразное, похожее на цилиндр, и через мгновение все превратилось в портрет поваренка.

Модильяни пристроил бездомного Сутина в мастерскую к скульптору, еврею из России, Оскару Мещанинову. Тот был человеком необычайно добрым, и Сутин впервые в жизни почувствовал себя в мастерской как дома, и, наконец- то, у него появились все условия для работы. Сутин работал без устали, как одержимый, забывая обо всем на свете, не говоря уж, о таких мелочах как сон и пища. Он был уверен, что не сытость и благополучие, а голод и бескорыстие рождают шедевры.

Модильяни, опекая и стараясь помочь Сутину, познакомил его со своим ангелом-хранителем - Леопольдом Зборовским.

Збо был самый необычный и бескорыстный из всех парижских галеристов или как их называют во Франции маршанов. Он происходил из состоятельной польской аристократической семьи, писал стихи и приехал в Париж учиться филологии. Но жизнь распорядилась иначе. Первая мировая война подорвала благосостояние семьи, пришлось зарабатывать на жизнь. Обладая вкусом и интуицией, он занялся сначала антиквариатом, а затем продажей картин. Он первым почувствовал талант Модильяни и чтобы помочь ему продавал драгоценности жены и свою собственную одежду. Модильяни восхищался Сутиным и считал его гением. Он заразил своим отношением Зборовского, а тот, беря Сутина под крыло, отправляет его отдохнуть и поработать на юг Франции.

Леопольд Зборовский вспоминает: "Сутин отправился в провинцию, и жил там как бродяга в каком-то свинском окружении. Он вставал в три часа утра и отправлялся за 20 километров искать подходящий пейзаж, а ночью возвращался в свою берлогу, забыв, что ничего не ел. Он снимал только что написанные холсты с подрамников, одни, как матрас, раскладывал на полу, другими закрывался, как одеялом, и засыпал".

О странностях Хаима коллеги по "Улью" рассказывали немало колоритных историй.

Например: как-то у Сутина заболело ухо, и он отправился на прием к врачу, а тот обнаружил не нарыв, а благополучно устроившееся в его ухе многочисленное семейство клопов.

Или другая не менее «забавная» история .

Однажды утром дворник в мусорном ящике нашел бездыханного Сутина. Обнаружив находку, он вызвал полицию. Однако, вскоре выяснилось, что это вовсе не труп, а мертвецки пьяный Хаим.

За нарушение порядка Хаима отволокли в участок, но человеколюбивый начальник полиции комиссар Заморон оказался тонким ценителем живописи. Он сумел разглядеть в нищем алкоголике гения, покормил горемыку, угостил чашкой кофе с булочкой и отпустил. Сутин впоследствии отблагодарил мецената-полицейского, нарисовав его портрет.

Сутин испытывал болезненное влечение к красному. При виде окровавленных мясных туш Хаим впадал в экстатическое оцепенение. Его мастерская была неподалеку от знаменитых парижских боен и Сутин, забравшись на крышу дома, подолгу заворожено смотрел, как дюжие работники сначала волокут упирающихся мычащих животных в специальное помещение, а затем выносят оттуда страшные кровавые туши. Предчувствуя мировую бойню, Сутин снова и снова будет потом писать освежеванную и распятую бычью тушу, ставшую для него символом безвинной и насильственной смерти.

Однажды Сутин, не умевший работать по памяти или по фотографии, упросил Зборовского пойти на бойню и купить «натуру» - большую мясную тушу. Притащив ее к себе в мастерскую, он начал ее рисовать.

Шло время, мясо стало портиться и почернело. Тогда Сутин желая освежить цвет, купил у мясника ведро крови, полил ею тушу и продолжал работать. Работая, он доходил до исступления, не замечая удушающего смрада, идущего от туши. Соседи забеспокоились и вызвали полицию, но когда полицейские прибыли на место никого не нашли - Сутин, уже закончивший натюрморт исчез.

Сутин, по выражению Шолом-Алейхема, был экспертом по голоду. Мемуаристы вспоминают, как бешено колотил он по ночам в двери своих соседей по «Улью», требуя хоть куска хлеба. Чтобы так написать «Натюрморт с селедкой», нужно было иметь за спиной многие поколения предков, для которых селедочка на обеденном столе была предметом мечтательного вожделения,

Художник Талов, живший одно время с Сутиным в его мастерской, вспоминал как тот писал натюрморт с селедками. «Прежде чем съесть принесенную из лавки снедь, он принимался за натюрморт и мучился, разрываемый голодом, пожирая ее лишь глазами, не позволяя себе к ней притронутся, пока не закончит работу. Он становился бесноватым, слюни текли у него при мысли о предстоящем «королевском обеде».

Он мог месяцами вынашивать идею картины, но когда брал в руки кисть, отбрасывал ее только после того, как холст был закончен.

Картины Сутина тревожили и завораживали зрителей, а палитра несла в себе такой пламень, такую необузданную страсть, что не возможно было остаться равнодушным.

Рассказывает Роберт Фальк: «У окна художественного магазина собралась кучка народа, все возбужденные, жестикулируют. В большой витрине, занимая ее почти всю, висел натюрморт «Мясная туша». Я поглядел и обомлел – так она была хороша силой реального цвета».

После смерти Модильяни в 1920 году, потеряв единственного друга, Сутин живет очень замкнуто и одиноко, не доверяя никому, кроме Зборовского. Он ненавидел маршанов, выставки и отказывался отдавать куда-либо свои картины. Художник был уверен, что рано или поздно они и так найдут своих поклонников и покупателей.

Так и произошло.

В 1923 году в галерею Леопольда Зборовского зашел какой-то незнакомый господин и, просмотрев сваленные в кучу грязные холсты Сутина, спросил:

– Сколько стоят эти работы?

– 25 тысяч франков, – ответил Зборовский наугад.

– Я беру их все, – сказал иностранец.

– Очень хорошо, мсье. Сообщите секретарю ваше имя и адрес.

– Вот моя визитная карточка. Я буду покупать все работы этого художника, что у вас появятся.

Збо посмотрел навизитку. Господин оказался не кем иным, как знаменитым американским доктором Альбертом Барнсом.

Альберт Барнс был тогда, безусловно, самым крупным на обоих континентах коллекционером современного искусства. Врач по профессии, он безумно разбогател на изобретении новых медицинских препаратов и создал у себя в Филадельфии грандиозную коллекцию искусства ХХ века. Художник, попавший под его покровительство, мог считать себя обеспеченным на всю жизнь, а свою репутацию прочно установившейся. Так произошло и с Сутиным – с тех пор он уже никогда не испытывал материальных затруднений.

Став богатым и признанным художником, Сутин нисколько не цивилизовался. В своей комфортабельной парижской квартире, куда поселил его агент Барнса, Сутин никогда не пользовался телефоном и ванной, так и не поняв для чего нужен телефон, и как обращаться с обогревателем воды.

Вспоминает Роберт Роберт Фальк: «Жил он очень замкнуто и часто менял квартиры. Раньше, когда он был беден, его выгоняли из квартиры, так как он не мог заплатить, а потом это вошло в привычку – переезжать. Художники в Париже живут в мастерских. Обычно это комната с одним окном, печкой и антресолями для постели. У Сутина последняя квартира состояла из мастерской и пяти комнат. Однажды я зашел к нему около 12 часов дня. Дверь не заперта. В первой комнате открытый чемодан и на полу куча грязного белья в нем и около него. Во второй прекрасный старинный стол черного дерева, три жестянки из-под консервов на нем и на полу. В третьей комнате роскошная кровать с грязным прегрязным, кружевным бельем. На ней спит Сутин под атласным, рваным одеялом небесно-голубого цвета. Больше ничего из вещей. На полу возле кровати разостлана газета и на ней его костюмы. В мастерской ужасный хаос, этюдник грязный, всюду всякий хлам».

В 1927 году в Париже состоялась первая выставка Хаима Сутина, затем прошли выставки художника в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. В 1929 году была опубликована первая книга о творчестве художника. Став богатым человеком, Сутин не превратился в буржуа: внутренняя жизнь мало изменилась, та же «духовная жажда» и боль сжигают его. Жизнь его полна страдания и страшных предчувствий, и только живопись помогает, осмыслить и преодолеть эту боль. Он постоянно переезжает из одной мастерской в другую, как будто пытается от чего-то убежать и обмануть свою судьбу.

Начало войны застает художника в Париже. С ним Герда Грот, преданный друг, нежная женщина прозванная им «Гард» - охранник». Немцы Герду депортируют как еврейку в концлагерь. Ему предлагают уехать в США, но он отказывается, и вопреки здравому рассудку, остается и пытается уйти в 1939 году добровольцем на фронт. Его не берут по состоянию здоровья.

Начавшаяся бойня войны, бойня, закружившая и унёсшая любимую женщину и многих его знакомых, обострила в нём и без того болезненное переживание смерти.

На его работах вновь и вновь возникают окровавленные, вывернутые наизнанку бычьи туши, беспомощные связанные за ноги, висящие вниз головой, птицы, рыбы с разорванными в крике ртами. Все это жертвы, неумолимой «целесообразной», насильственной и механической смерти.

Сродни трагическим сутинским натюрмортам его портреты и пейзажи. В них появляется такая деформации модели, такой тревожный кроваво-красный цвет, что глядеть на это становится страшно, это обреченная, умирающая натура.

На пейзажах Сатина под безжалостным, не знающим передышки, ураганным ветром деревья корчатся на ветру и беспомощно вертят растрепанной листвой. Бешеный ветер обрушивается на мир его героев, бугря и корежа землю, накреняя дома, стаскивая людей со стульев, перекашивая и закручивая в спираль страдания человеческие лица. В его картинах аккуратные французские пейзажи, лишаются привычного обличья: дома, земля, деревья искривляются и срываются со своих мест. Из картины в картину повторяется этот навязчивый мотив подневольного, насильственного движения.

Он беспощаден к своим героям, сострадая им безмерно. Сутин во все вкладывал свое чувство чрезмерности, свой неистовый темперамент, свое стремление не только дойти до последней черты, но и переступить ее, и тогда он оказывался уже по ту сторону отчаяния.

В 1941 году Сутин вновь пытается записаться добровольцем в армию, и ему вновь отказывают.

Весной 1941-го друзья, спасая Сутина от преследования фашистов, снабдили его фальшивыми документами и помогли укрыться в маленьком городке в Нормандии. Здесь были созданы его последние работы.

Гибель художника произошла в духе мрачного гротеска, что мерещится в его картинах. Сутин умер во время войны в августе 1943-го.

Резко обострилась язва желудка и потребовалась срочная операция. Хаима окольными путями повезли из Нормандии в Париж к хирургу согласившемуся сделать операцию еврею.

Он скончался от перитонита, когда его умирающего, тайно перевозили в Париж, спрятав в траурном катафалке,

Его похоронили в Париже по фальшивым документам на кладбище Монпарнасс.

За гробом шло два человека - поэт Макс Жакоб, впоследствии погибший в концлагере и художник Пабло Пикассо.

Как-то у Хаима Сутина спросили:

Вы, наверно в жизни много страдали?

– С чего это вы взяли? Я всегда был счастливым человеком! – был ответ Сутина.

Хаим Сутин не покривил душой. Да, он был счастливым человеком. А может ли быть творческий человек несчастным.

Вся жизнь Сутина, была полна, казалось бы непредусмотренных побуждений и поступков. Начиная побегов из дома и кончая отказом уехать из оккупированной Франции в Нью-Йорк, где в безопасности, и припеваючи можно существовать на деньги всевозможных фондов.

Эта странная жизнь может быть понята не вразброд, а лишь в своей трагической целостности – как выражение одной, но пламенной страсти – страсти творца.

Директор картинной галереи МЕОЦ Юлия Королькова.